Федор Лукьянов, председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике — для РИА Новости.
Владимир Путин посещает Германию (формально — для участия в Ганноверской промышленной ярмарке) в трудное, но интересное время. Атмосфера между двумя странами не блестящая. Прокурорская проверка, посетившая российские представительства фондов Фридриха Эберта и Конрада Аденауэра (близки к двум крупнейшим партиям Германии), стала катализатором кампании в прессе, обращенной к канцлеру Ангеле Меркель. Пора, мол, прекратить разменивать демократические ценности на конъюнктурные экономические интересы, пришло время жестко поговорить с Путиным о гражданском обществе.
Такое бывало и раньше, но на сей раз все, конечно, много ярче. Настроения подготовлены негативной реакцией на российские законодательные новации прошлого года (особенно закон об иностранных агентах), ну а визиты в офисы фондов только взвинтили страсти. Так что избежать этой темы не удалось, тем более что в Германии осенью выборы. Однако реальная повестка дня много шире и глубже. Прежде всего, по той причине, что Путин в каком-то смысле приехал в "новую" Германию, роль которой в Европе меняется. И перспективы этих изменений важны для всех внешних партнеров.
Новая Германия в новой Европе?
На днях в берлинской газете Die Welt была опубликована любопытная статья известного французского ученого-международника Доминика Муази. Он описывает свои впечатления от Берлина, который, по его словам, просто переполнен позитивной энергией. Французский автор с огорчением констатирует, что на фоне германской столицы Париж все больше выглядит городом-музеем с помпезными замашками, но убывающим драйвом и влиянием.
Описание примечательное, поскольку отражает интересную европейскую коллизию. Германия, всегда предпочитавшая оставаться в тени, выходит на передний план, трансформируя свое экономическое преимущество в политическое лидерство. Недавняя история с Кипром, который испытал на себе мощь решительного немецкого подхода, демонстрирует, что Берлин действительно начал реализовывать собственный план санации еврозоны и от остальных потребуется куда более жесткая дисциплина.
Символично, что мнение Муази соседствует с другой статьей — кто может стать следующими жертвами долгового кризиса и обратиться за помощью к богатым странам: Мальта, Италия, Бельгия и… Франция. Как известно, франко-германский мотор был всегда движущей силой европейской интеграции, при этом подразумевалось, что ведущая политическая роль — за Парижем, а экономическая — за Бонном/Берлином. Однако уход Германии в отрыв ставит под сомнение политический вес Франции, а это уже совсем другая Европа. И другая Германия, рискующая "высунуться" — едва ли не впервые после Второй мировой войны.
Риск велик. Антинемецкие настроения распространены по всей Европе, жесткий курс финансового оздоровления, который Берлин требует от партнеров, ведет к тяжелым экономическим и политическим осложнениям в проблемных странах. В то же время, альтернативы ему не предлагается, так что возникает общее раздражение, направленное на главных инициаторов процесса — немцев.
В этих условиях Германии нужна поддержка — помимо тех благополучных стран внутри зоны евро, которые на ее стороне (Голландия, Австрия, Финляндия), и партнеров по ЕС вне еврозоны (Скандинавия, отчасти Польша). Россия — традиционный экономический и политический партнер, связанный с Германией неразрывными узами, в такой ситуации важна как дополнительная опора.
То, что Москва вполне способна понять сложность положения Берлина, свидетельствует резкое изменение риторики по Кипру. Первая вполне яростная реакция быстро сменилась умеренной — в Кремле осознали, что, несмотря на потери российских вкладчиков, речь идет совсем не об антироссийской акции, а о масштабной трансформации, от которой зависит судьба еврозоны, а, возможно, и ЕС в целом.
Собственно, это главное, что должно сегодня интересовать российского руководителя в разговоре с германской коллегой. Что будет дальше с Европой, к чему склоняется Берлин?
Диалектика ценностей и интересов
Когда обсуждаются отношения с Германией, иногда кажется, что прагматические интересы большого бизнеса, его стремление работать на российском рынке настолько велики, что никакая ценностная составляющая не перевесит желание зарабатывать. Тому можно найти много подтверждений, до сих пор, в основном, так и было. Однако в новой ситуации кое-что может измениться — именно из-за того, что Германия оказывается в свете всех европейских и мировых софитов.
Страна, которая берет на себя риск встать у руля Европы в момент болезненной трансформации, а при этом еще обременена крайне неблагоприятной "кредитной историей" ХХ века, обязана быть святее папы римского в том, что касается приверженности западным ценностям и союзам. Государство, жестко навязывающее другим определенное поведение, особенно уязвимо для критики за собственные шаги. И сделки с теми, кого не считают "своими", "благонадежными", будут гарантированно привлекать повышенное внимание.
Не случайно именно сейчас в германской прессе разгорелась бурная дискуссия на тему о том, что первично во внешней политике — защита экономических интересов или отстаивание определенных принципов. Касается это не только России, но и отношений с Китаем, другими восточноазиатскими странами, монархиями Персидского залива.
Однако, как и во многих других случаях, Владимир Путин персонифицирует определенный тип политики, которую считают концептуально противопоставленной западным представлениям. Так что все, что связано с Кремлем, находится под особенно пристальным вниманием, тем более что Россия не считает больше нужным скрывать и преуменьшать идейные различия, скорее наоборот.
В то же время, та самая решительная держава-реформатор ЕС обязана сама демонстрировать образец экономического успеха, а для этого рынки "сомнительной" России (второй торговый партер) и совсем не демократического Китая (первый) совершенно необходимы. Вот и приходится ходить по кромке — критиковать за недостатки в области гражданского общества, но искать способы расширения товарооборота. Владимир Путин заявил, например, что планка в 100 миллиардов евро между двумя странами — цель близкая и достижимая.
Несинхронные отношения
Россия и Германия — каждая по своему — находятся в поиске новой самоидентификации. Россия — как страна, все дальше уходящая от проблематики постсоветской эпохи, зацикленной на вызовах, порожденных распадом СССР. Сегодня очевидно требуется другой идейный багаж, нужна другая повестка дня, обращенная в будущее, но ее пока нет, тем более что совершенно непонятно, в каком внешнем окружении будет жить Россия в следующие десятилетия. Германия возвращается к роли самой влиятельной европейской страны, хотя и делает это скорее неохотно — ее вполне устраивало теневое влияние. Теперь как-то придется сочетать жесткие лидерские подходы с демонстративным смирением и приверженностью идеалам единой Европы и единого Запада. Последний, кстати, тоже непонятно, существует ли, а если да, то в каком виде и на какой основе.
Все это вместе обещает для российско-германских отношений трудные времена, прежде всего по причине нарастающей десинхронизации экономических и политических интересов. Из этого, правда, может родиться новое качество связей — не только России и Германии, но и России со всей преобразившейся Европой.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
