ДЕРБЕНТ (Дагестан), 27 дек – РИА Новости, Дмитрий Виноградов.
Почти каждую неделю из Дагестана приходят новости о ликвидированных боевиках, расстрелянных полицейских, имамах и чиновниках, взорванных мечетях и постах ДПС. Вооруженное подполье, "лес", в который уходят исламисты-салафиты (радикальные сторонники "чистого" ислама), безработная молодежь, мстители за своих родных и бандиты, оправдывающие свои преступления словами о джихаде, воюет против силовиков и сторонников традиционного суфистского ислама. А между ними – мирное население, власть и тонкая прослойка людей, старающихся найти какой-то выход.
Поломанный нос эффектной брюнетки
Эффектная 35-летняя брюнетка в черном спортивном костюме крадется вдоль стены панельной многоэтажки на окраине Дербента (Южный Дагестан). Льет противный осенний дождь. Женщина поминутно созванивается с кем-то по мобильному и говорит по-русски с сильным акцентом. Вокруг ни души: идет контртеррористическая операция, район оцеплен силовиками, мирные жители вывезены. Женщина крадется в эпицентр операции, ближе к подъезду, откуда отстреливаются боевики. Несколько часов назад они обстреляли здание ФСБ, а потом укрылись в одном из соседних жилых домов. Около подъезда женщина спотыкается о тело убитого боевика.
Из темноты выскакивают люди в камуфляже без опознавательных знаков – возможно, спецназ ГРУ или еще какая-то силовая структура: во время спецопераций на Северном Кавказе не принято афишировать свою принадлежность к определенному отряду. Боец бьет женщину прикладом в спину, чтоб не мешала, она нелепо тычется носом в стену. Спецназовец не догадывается, что перед ним – известная в республике Севиль Новрузова, ответственный секретарь Дербентской комиссии по примирению и согласию, одной из комиссий, созданных властями по всему Дагестану для переговоров с "лесными".
"Из носа кровь текла – видишь, немного поломанный? – рассказывает Севиль про ту прошлогоднюю операцию корреспонденту РИА Новости, – Говорят – поехали на скорой! Я говорю – нет, тут спецоперация, куда я на скорой поеду? Мне положили мокрую тряпку, нос сразу опух".
Севиль пережила уже несколько покушений, ее дочь и сестра были ранены, брат погиб в спецоперации. По сравнению с этим расквашенный нос – ерунда. Главное, что боевики поверили, что разбирательство будет честным, а пытать и унижать салафитов не будут. Спецназовец, на пути которого так некстати оказалась Новрузова, как раз спешил к решившим сдаться боевикам.
Теперь группу Наримана Баширова и Темирлана Амирова судят в Верховном суде республики. На скамье подсудимых сразу 11 человек. "23 статьи у них, в том числе 205 пункт 2 ("Террористический акт, совершенный группой лиц". – РИА Новости) и 208 пункт 1 ("Организация незаконного вооруженного формирования". – РИА Новости), – вклинивается в наш разговор 10-летняя дочь Новрузовой, маленькая Айна. – Хотя нет, у них же пункт 2, так как они добровольно сложили оружие".
"Сейчас многие ждут окончания суда. Если к ним будут относительно мягкие меры, то "из леса" еще кто-то захочет выйти", – добавляет Севиль.
О чем поговорить с боевиком
Через несколько дней после той спецоперации, в пять утра, зазвонил ее телефон. На проводе – тогдашний президент Дагестана Магомедсалам Магомедов. В столице республики идет очередная спецоперация, блокирована еще одна группа боевиков. Они согласны на переговоры, но требуют присутствия Новрузовой.
Надо ехать в Махачкалу. "Дочка с мамой заявляют: одну не отпустим, едем с тобой. Так и поехали на одной машине", – смеется Севиль. Оставив своих за оцеплением, переговорщица встретилась с родственниками блокированных боевиков – женой одного и дочкой другого. К самим боевикам ее не пустили, но через их родственниц она передает написанную на коленках записку – за добровольную сдачу скостят срок. Боевики согласились.
— Почему боевик, уже решивший погибнуть в бою, соглашается сдаться?
— Ну а кто жить не хочет? Большинство людей хотят. Каждый человек ищет соломинку, за что можно было бы зацепиться. Если у них есть желание вернуться, то они цепляются за меня.
— Что ты им говоришь?
— Не знаю, мы просто разговариваем. Потихоньку начинаем о чем-то говорить. Хочешь – не хочешь, и у меня возникают вопросы, и у этого человека. И находим то, что нас обоих интересует. Если человек не хочет умирать, он будет в моих словах искать оправдание своим действиям. Он будет искать надежду в моих словах.
— А где гарантия, что позже боевик снова не уйдет в лес? Как понять, что человек искренне раскаивается, а не лицемерит, чтобы ему скостили срок?
— Мы с ним долго беседуем, несколько дней подряд. Одновременно с боевиком работают ФСБ и МВД. Если мы видим, что человек искренне хочет перейти к мирной жизни, комиссия по примирению и согласию ходатайствует перед судом, чтобы боевику назначили мягкое наказание. А если видим, что он с нами играет, то ходатайства не будет.
Такие случаи тоже бывают часто. В одной спецоперации ранили Загру Кадимагомедову. Она обратилась с заявлением в комиссию о желании пройти программу адаптации к мирной жизни. Но комиссия пришла к выводу: о снисхождении речи идти не может. "Мы знали, что она снова уйдет в лес, – рассказывает Новрузова, – Она сидела у меня дома, рассказывала: "Я жду смерти. Я так хотела, чтобы меня, наконец, тоже пуля задела. И пуля меня ранила, но не убила".
Когда Загра освободилась, она снова ушла к боевикам. Вскоре ее убили в спецоперации.
На свободу – с чистой зачеткой
Комиссии, аналогичные той, где работает Севиль, были созданы в Дагестане три года назад. Сначала они назывались комиссии по адаптации к мирной жизни, а полгода назад их функционал расширили – теперь они называются комиссии по примирению и согласию, и занимаются не только религиозными экстремистами, но и не менее актуальными для Дагестана спорами вокруг земли.
Севиль говорит, что за несколько лет они с коллегами вытащили "из леса" и вернули к мирной жизни около 50 человек. Кому-то из них пришлось отсидеть реальный срок или получить условную судимость.
"В целом мы считаем деятельность комиссии эффективной, – рассказал РИА Новости первый вице-мэр Дербента Татжатдин Султанов. – Острота проблемы экстремизма в городе спала, в том числе благодаря комиссии. Мы никому не запрещаем молиться, как они хотят, но брать в руки оружие нельзя. Когда власть бывает слабой, таких проявлений бывает очень много. Порой власть должна быть жесткой. Честной, правдивой и жесткой".
Глава городской антитеррористической комиссии Дмитрий Дунаев с ним согласен: "У нас есть живые примеры эффективности комиссии [по примирению и согласию] – это люди. Осознав, что дальнейшего пути в такой жизни, будущего у них нет, они обращаются к Новрузовой".
Например, одного из бывших боевиков, отсидевшего три года, восстановили на пятом курсе одного из местных институтов, со скамьи которого он шесть лет назад ушел прямиком "в лес". Руководство вуза, как рассказывает Севиль, якобы требовало с него взятку за восстановление, но после вмешательства комиссии и письма от имени властей города раскаявшегося салафита взяли бесплатно.
Кому-то из "лесных" и вовсе удается по договоренности с компетентными органами избежать наказания за участие в незаконных вооруженных формированиях и за хранение оружия – люди, не успевшие испачкать руки в крови, возвращаются домой, а силовики делают вид, что никто никуда не уходил. Недавно к Новрузовой обратились встревоженные родители группы 18-19 летних пацанов, за неделю до этого ушедших "в лес". При этом отец одного из "партизан" был одним из первых взорванных в Дербенте еще много лет назад милиционером. "Его лесные взорвали, а сейчас сын сам говорит, что мой папа был кяфиром (неверным)", – рассказывает Севиль.
От одного из их колеблющихся дружков взрослые узнали: в определенный день юные партизаны приедут за продуктами в сельский магазин.
"С 9 утра до 16 вечера пришлось сидеть в машине, ждать, – рассказывает Севиль. – Я уже не верила, что они приедут, но в 4 часа перед магазином остановилась "шестерка". Вышел мальчик по имени… Айна, как звали? Абдусалам?!? – уточняет она у дочки и продолжает, – Купил 10 или 12 баклажек воды, дошираки всякие. И когда выходил, я всей своей тушей на него напрыгнула, чтоб не сбежал, повалила на пол. Пыльно еще было, лето. Все в грязи измазались. А он худой такой. 18 лет. (Айна ехидно комментирует: "Бедный Абдусалам! Мама, ты бы задушила его под собой!").
К счастью, у парня не оказалось с собой оружия – оставил в машине. Вскоре подъехали родители парней, а потом и сотрудники ФСБ. Они заставили Абдусалама вывести на остальную группу. "С парнями провели беседу. Сказали: вот вам один шанс, сейчас вы идете по домам. Если узнаем, что вы к этому возвращаетесь, разговор будет другой".
А в "шестерке" нашли маски с прорезями и килограммы болтов и гаек, "аж машина села".
Многие боевики становятся таковыми против своей воли, утверждает Новрузова. Сначала человек начинает помогать своим знакомым боевикам, потому что для него они не террористы, а соседи и родственники, и он должен отвезти им "в лес" продукты. Такой человек попадает в сферу внимания правоохранительных органов как пособник ("Статья 205, часть 1, пункт 3", – комментирует Айна. Разговор взрослых ей очень интересен). После этого пути назад уже нет, хотя изначально человек, возможно, и не планировал брать в руки оружие. Задача комиссии по примирению – остановить тех, кого еще возможно.
Холодильник – холодное оружие
Для кого-то Севиль – последний шанс выйти "из леса" и вернуться к нормальной жизни. Но для лидеров боевиков, для которых возвращение к нормальной жизни невозможно, Севиль – коварный противник, который выманивает из леса рядовых боевиков. Для них она не посредник, а сообщник "кяфиров" – неверных.
"Еще несколько лет назад так называемый амир Дагестана (лидер террористов. – РИА Новости) объявил меня "врагом Аллаха" и вынес смертный приговор", – вспоминает женщина. На тот момент ей было чуть больше 30-ти лет.
С тех пор Севиль и ее родственники пережили несколько покушений. Их было много, и, вспоминая детали, она постоянно спорит то с дочкой Айной, то с мамой Захрой. Но вечер, когда ранили ее Айнушку, Севиль помнит хорошо. Это было ровно через месяц после того, как боевики обстреляли окна ее квартиры и ранили в ногу ее сестру Наиру.
"Встретила на улице одного из лидера местной банды, Артура Азаркулиева, – рассказывает Севиль. – Перед соседями я сказала: бессовестный Артур, наших ребят завербовал, из-за вас они умерли, а сами вы живые! Недели не прошло, вечером стучатся ко мне в дверь. Кто там? Это я, письмо от брата принес. Я говорю: от какого брата, его уже год как нет! Смотрю в глазок – света нет в подъезде, хотя обычно бывает. Айна стоит рядом со мной: мама, не открывай, мама, не открывай! Говорю: письмо оставь в подъезде, а сам уходи".
Через пару минут Севиль подошла к окну своей кухни на первом этаже, посмотреть, кто приходил. В свете фонаря Севиль узнала Тимура Азаркулиева, старшего брата Артура. И тут из-под дома выныривает Артур. Севиль схватила маленький холодильник, оторвала с проводами и кинула в "лесного". Этот нелепый поступок спас жизнь дочке и ей: Артур пытался закинуть в окно первого этажа гранату. Граната взорвалась на улице, но мелкие осколки попали в девочку.
Потом соседи признались, что накануне видели Азаркулиевых– они следили за квартирой Севиль. "Каждый раз, когда я включала свет, они подходили к окнам и пытались туда заглянуть, чтобы рассмотреть, кто дома. Соседи даже узнали их, но не предупредили меня – боялись", – рассказывает женщина.
Севиль с дочкой месяц провели в больнице – Айна лежала в реанимации. Потом целый год были вынуждены жить не дома. В Дербенте Севиль появлялась наездами, и только в сопровождении милиции, но "лесные" выследили ее и устроили очередное покушение. "Перед нашим подъездом стояла машина с полицейскими. На улице было холодно, ребята сели в машину. Вдруг страшный грохот, мы кидаемся на пол: боевики бросили в машину взрывное устройство. Раздался мощный взрыв, машина взлетела в воздух. Погиб один сотрудник, второй получил серьезные ранения, третий – ожоги", – со слезами вспоминает Севиль.
После этого соседи попросили Севиль переехать – устали от такого беспокойного соседства. Опасаться за свою жизнь она перестала только после ликвидации банды Азаркулиевых. Их убили во время очередной спецоперации.
В поисках брата
Как у Севили возникло желание заниматься таким неблагодарным и опасным делом? Она нехотя признается: пять лет назад ее родной брат, 20-летний Рамиль, стал пособником террористов и погиб в спецоперации.
Тогда Севиль работала в банке, была замужем за известным в республике банкиром (с тех пор они развелись) и думать не думала о салафизме и экстремизме. Она вспоминает: "году в 2008-ом начала находить у брата литературу про джихад, ислам и рай. Потом сразу 12 ребят из их компании ушли в лес". Вскоре друзья стали присылать Рамилю смс-ки: "Брат, мы сидим голодные. Кушать нечего. Листочки с деревьев срываем, в соль макаем и едим".
"Смотрю, он что-то читает в телефоне и плачет, – вспоминает Севиль. Ее речь заметно замедляется, в глазах появляются слезы. – И я еще добавила, говорю: "Бедные, где они в такой холод, что они там делают". Так, с сочувствием отнеслась. Вот и отвез продукты."
Рамиль исчез из дома на несколько дней. Потом Севиль узнала: он купил продукты в магазине и повез друзьям. Задержался у них, а тут началась спецоперация. Боевиков окружили, нескольких уничтожили на месте. Вскоре Новрузовым выдали тело Рамиля.
Я прошу Севиль показать фотографии брата, но она не хочет этого делать: ее старенькая мама Захра сейчас дома, она может увидеть фотографии и заплакать. Говоря об этом, Севиль начинает плакать сама.
После истории с братом сотрудники ФСБ попросили Севиль поговорить сначала с одним боевиком, потом со вторым – "мол, они же тебя знают". "Потом пришли родственники третьего, посоветоваться: "Вот такое дело у нас, парень в лесу. Как нам быть, что нам делать?" Потом уже без меня меня женили – сказали, что я вхожу в состав комиссии. Мол, все равно все люди к тебе приходят за советами", – вспоминает она.
"Для меня каждый из них – брат. Хоть милиционер, хоть боевик. Они все граждане России. У нас любят говорить о бандгруппах, о террористах. Но ведь этот террорист жил с тобой рядом всю жизнь. Был чемпионом по какой-нибудь борьбе. И раз – вдруг становится на путь так называемого джихада. Есть и просто детвора. Есть среди них и умницы (и не умницы – добавляет дочка)".
Чуть помолчав, Севиль добавляет:
– Для меня вот это все – я как будто ищу его.
– Кого – его?
– Брата. Как будто еще не наступил тот день, когда его не стало. Выходя на "лесных", я хочу его найти где-то, хотя и понимаю, что он давно мертв. После того случая я поняла, что на Кавказе это горе может коснуться каждой семьи. Многие теряют родных, и неважно, на какой стороне. Это братоубийственная война. Ты убил моего брата, я убил тебя… Воюем сами с собой. Уничтожаем одну группировку, другую… Каждый раз одно и то же говорят: все, этих уничтожим, и больше никого не будет. Уничтожили – и раз, появляются новые фамилии, новые амиры. Это гражданская война. Уже дети бегают в школе и играют: бах-бах, Аллаху акбар! "В лес" уходят 10-ти и 11-классники.
Когда я собираюсь уезжать из Дербента, Севиль дает мне поручения. Первое – передать президенту Дагестана, с которым я встречусь, обращение матери одного из парней, Фарида, пойманных с патронами и гранатами. В своем письме мать просить судить парня только за то, в чем он действительно виноват, и проследить, чтобы, как часто бывает в Дагестане, на него не повесили чужие грехи.
Вторая просьба – помочь в Москве с работой и жильем другому пособнику, Алибеку, который уже прошел комиссию. Родители решили его отправить подальше от неблагонадежной салафитской кампании и от повышенного внимания силовиков в Москву, где парень мается без работы, живет у каких-то случайных друзей. Именно такие неприкаянные парни становятся лакомой целью для вербовщиков террористов. Да вот только в Москве рядом с ним нет ни мамы, ни Севили, которые могли бы остановить его от рокового шага.
