Максим Соколов
Всемирный полицейский комитет, следящий за сохранением мира, о котором Франклин Рузвельт рассказывал как о своем проекте Иосифу Сталину 29 ноября 1943 г. в Тегеране, нашел свое воплощение в Совете безопасности ООН (СБ ООН), главные уставные черты которого более или менее совпадают с рузвельтовским полицейским комитетом.
Уже на следующей, Ялтинской, конференции "Большой тройки" в феврале 1945 г. возникли и разногласия по поводу права вето, которыми предлагалось наделить постоянных членов СБ ООН, т. е. Великобританию, Китай, СССР, США и Францию. В проекте, представленном госсекретарем США Эдвардом Стеттиниусом, право вето ограничивалось в тех случаях, когда держава — постоянный член СБ, и сама является стороной в конфликте. Американский проект предполагал, что в этом случае конфликтующая держава воздержится от голосования, в согласии с тем принципом, что никто не может быть судьей в собственном деле.
Принцип столь похвальный и представляющийся столь очевидным, что его пытались провести в жизнь не только в феврале 1945 г, но и в сентябре 2014- го. Президент Польши Бронислав Коморовский, пребывая в Нью-Йорке на сессии Генассамблеи ООН, практически повторил ялтинское предложение, сделанное американцами в 1945 г., рекомендовав так модифицировать право вето, чтобы держава, замешанная в конфликт, не имела права им воспользоваться. Коморовский не скрывал, что под такой державой он имел в виду Россию, степень вовлеченности которой в гражданскую войну на Украине такова, что по вопросам, связанным с этим конфликтом, голосовать России негоже. Согласно Коморовскому, процедура голосования в СБ должна быть изменена так, чтобы Россия была обязана самоустраниться от принятия решения по украинскому конфликту. Логично предполагая, что остальное доделают прочие державы. В данном гипотетическом случае Россия будет лишена права голоса, Китай один не станет лезть на рожон, а прочие постоянные члены СБ станут за Киев горой. И демократично, и результат предсказуем.
В Ялте против проекта госсекретаря Стеттиниуса (теперь, как выясняется, также и президента Коморовского, но в 1945 г. это еще не было известно) резко выступил премьер Великобритании Уинстон Черчилль, приведя конкретный пример: "Если будет принято предложение президента, и Китай попросит возвратить ему Гонконг, то Великобритания будет иметь право высказать свою точку зрения и защищать ее, однако Великобритания не сможет принять участия в голосовании (…). Со своей стороны Китай имел бы право полностью изложить свой взгляд по вопросу о Гонконге, и СБ должен был бы решить вопрос без участия британского правительства в голосовании".
Черчиллю такой подход к делу показался неправильным, и его точка зрения была услышана: право вето, которым располагают постоянные члены, не подлежало и до сей поры не подлежит ограничению. Однако теперь пришли другие времена (да и Гонконг, кстати, уже давно не британский), и польский президент опять вернулся к сюжету 1945 г.
Проблема в том, что простодушными доводами Черчилля возражения против так хорошо выглядящего "Никто не должен быть судьей в своем деле" не исчерпываются. Вопрос в том, что степень вовлеченности данной державы в конфликт может быть определена весьма различным образом в зависимости от того, какой результат предполагается получить. Если цель — лишить данную державу права вето в СБ, то в качестве верного доказательства ее прямой вовлеченности в конфликт сгодится решительно все. От обнаруженных служащей госдепартамента Дженнифер Псаки свидетельств тому в социальных сетях (ведь известно, что там пишут только правду, и ничего, кроме правды, и даже слово "фейк" там неведомо) до, например, простого факта, что данная держава непосредственно граничит с зоной конфликта. Если граничит — не может быть не вовлечена.
Напротив, если цель — сохранить за данной державой право вето и подтвердить ее статус незаинтересованного арбитра, то и для этого сгодится решительно все. То, что важные лица администрации США дневали и ночевали в Киеве, когда вся каша заваривалась, конечно, ни о какой вовлеченности говорить не может. Равно как о ней нимало не свидетельствуют многочисленные заявления официальных лиц США, заранее решивших для себя, кто прав, а кто виноват, какие факты в ходе конфликта имели место, какие не имели, и подтвердивших это мнение своими санкциями, наложенными без всякой ООН. Если надо, то и санкции — никакая не вовлеченность.
Предложение Коморовского предполагает избирательное и ad hoc лишение права вето тех постоянных членов СБ, позиция которых по вопросу, служащему предметом рассмотрения прогнозируема и нежелательна. Явно имеется в виду Россия, о чем польский президент говорил открытым текстом, в перспективе, очевидно, и Китай.
Англия и Франция в настоящий момент настолько идут в кильватере американской политики, что лишение и их права вето вряд ли актуально. Хотя как сказать: Франция сегодня ведет себя идеально с точки зрения США, а в 2003 г., накануне вторжения США в Ирак вела себя гораздо менее лояльно. Нынешний президент Франции Олланд не вечен, и не надо зарекаться: все может быть.
Пока, впрочем, Франция ведет себя в высшей степени лояльно и предлагает свою формулу, ограничивающую право вето. Если Коморовский имеет в виду отдельные державы (читай: Россию), то его французский коллега Олланд призывает ограничить право вето для всех без разбору, но в тех случаях, когда речь идет о массовом нарушении прав человека, геноциде etc.
Здесь тоже похвальная в принципе идея о том, чтобы в таких прискорбных случаях международный полицейский действовал стремительно и без промедления, портится маленьким вопросом: кто будет определять степень массовости нарушения прав человека? Кто будет определять, геноцид ли перед нами, когда все процессуальные сдержки у полицейского отменяются, или все же не геноцид, и решение должно приниматься по строгой процедуре, со всеми сдержками и противовесами, одни из которых как раз и является право вето.
Конечно, можно сказать, что международный полицейский должен разить стремительно, не обинуясь никакими сдержками и противовесами, а Бог на небе узнает своих. Но эта крестоносная логика не у всех вызывает согласие, да и Олланд вроде бы не крестоносец, а сущий атеист.
Вообще говоря, и сама ООН, и нынешняя структура СБ, и полномочия постоянных членов СБ, включая право вето, — все это есть наследие Второй мировой войны и является частью ялтинского миропорядка, уже не существующего. ООН сохраняется по инерции, ибо полное ее упразднение было бы слишком скандальным. Но инерция может быть более или менее длительной, и в интересах благоразумных держав продлевать существование хоть какого-то института международного права и его частей (того же права вето), а не доламывать их поскорее и с каким-то диким упоением.