Павел Родькин, кандидат искусствоведения, доцент НИУ ВШЭ, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня"
Видеоролики с жестокими казнями в Сирии стали привычным публичным жестом и актуальным сетевым контентом, сделанным в расчете на современное информационное общество. Высокопрофессиональный с точки зрения исполнения, срежиссированный и смонтированный по всем правилам рекламного и киноискусства видеоряд стал тем понятным обществу языком и тем оружием, которым черный террористический интернационал воздействует на массовое сознание.
Деструктивные идеологии действуют не только словом или религиозным и политическим "учением", но и картинкой, образом, знаком, которые социум не в состоянии оценить этически. Эстетика террора притягательна для современного общества, потому что неотличима от фильма, видеоигры или рекламы. Терроризм "заговорил" с современным обществом потребления на одном языке.
Медиа-каннибализм и гиперреальность
Эпоха симуляции и симулякров, которую провозгласил в 1990-е французский философ Жан Бодрийяр, оказалась одним из наиболее точных и пессимистичных описаний состояния современного информационного общества. Реальность превратилась в бесконечное шоу, было подчинено ритму и эстетике карнавала, но, увязнув в гиперреальности, общество оказалось не в состоянии различить и отделить добро от зла. Ведь если нет разницы между реальным и нереальным, то нет и разницы между добром и злом.
Бодрийяр использовал философскую абстракцию, но с ее реальными последствиями и воплощениями мир самым непосредственным образом столкнулся только сегодня. Сам Бодрийяр по-настоящему не столкнулся с новыми мультимедийными и сетевыми технологиями, которые после "Войны в Заливе" 1991 года кардинально преобразовали отношение общества к реальности.
Утопия безопасного потребления жестокости и насилия обернулась столь же бессознательным потреблением войны. Образ войны не случайно возникает (и благополучно забывается) в теориях информационного общества, в частности, у канадского философа Маршалла Маклюэна: война и мир в кибернетической "глобальной деревне" соседствуют и воспроизводят друг друга.
Убийства в "прямом эфире", эстетически превосходящие (в силу своего реальности) лучшие блокбастеры Голливуда и новейшие компьютерные игры — актуальный язык потребительской гиперреальности, язык, который в процессе глобализации установил смысловой и эстетический монополизм на все классы общества. Современный террор превратился в глобальное кровавое реалити-шоу.
Потребительское общество занялось теле-каннибализмом в наиболее безопасной для себя форме — игры и шоу. Подпитывать этот каннибализм оказалось чрезвычайно просто, дав обществу то, к чему оно и так уже было готово. Глобальные медиа, формирующие массовое сознание, не вытеснили и не заменили агрессию, в итоге они легитимировали ее.
Эстетика смерти и современное общество
Кардинальный перелом наступил, когда в результате компьютерной революции новые медиа и коммуникационные технологии стали доступны всем. После первой войны в Ираке и Югославии общество потребления потеряло монополию на медиа.
Можно сколь угодно осуждать общество потребления, но нельзя забывать о реальных причинах произошедших изменений. Эстетика смерти и насилия — это язык социального отчуждения и неравенства.
Общество отождествляет и представляет себя одновременно палачом и жертвой транслируемых ужасов. Только в таком извращенном виде современный человек и может преодолеть чудовищное общественное отчуждение, ставшее нормой.
Современная неолиберальная социальная система утилизирует и выталкивает "лишних" людей в пространство хаоса. И если раньше такой средой были локальные ячейки националистов и радикалов, изменившийся масштаб в контексте глобализации войны потребовал в полной мере использовать язык массовый культуры.
Социальная деструкция общества невозможна без его этической деформации, в чем так преуспела массовые культура и искусство, активно героически разрушавшие табу и скандально преодолевавшие ограничения традиционного общества. Идеология ненависти и человеконенавистничества — не архаика, а явления постчеловеческой современности, не противоречащая новым технологиям и эстетике общества потребления.
Эстетика смерти и эстетика возмездия
Пока общество потребления может противопоставить те же самые образы, на той же самой технологической платформе. Реализм и гуманизм, столь трудно поддающиеся форматированию, в современном информационном капитализме не собирают нужных рейтингов, и потому убыточны.
Таким образом, современное западное общество или общество, организованное по западным цивилизационным стандартам, не может содержательно противостоять деструктивным идеологиям, не пересмотрев собственную культуру. Бессмысленно противостоять злу развлечением или другим злом.
Современное искусство, кино, медиа настолько заигрались в инфернальность, что ответ эстетики смерти не может быть сформулирован. Отрезание голов на камеру, массовые казни мирных жителей и пленных являются продолжением всего того, что мы потребляем в кино, медиа, играх.
Противопоставлять эстетики смерти возможно эстетику возмездия. Это и осуществляет Россия, вернувшаяся в реальную историю. И на этом пути было бы крайне опасно уподобится соблазну гиперреальности западного общества.
