Всемирно известный балетмейстер, худрук Театра балета Борис Эйфман, которому 22 июля исполняется 70 лет, в интервью РИА Новости рассказал о главном направлении своего театра, принципах составления его репертуара, о критериях отбора артистов, об авторах, вдохновляющих на создание балетов, и о том, почему его называют хореографом-философом.
— Ваш театр занимает особое место в семье балетных коллективов. Как вы сами определяете своеобразие и главное направление Театра Эйфмана?
— За почти 40-летнюю историю нашего коллектива мы создали уникальный тип театра — русский психологический балетный театр. Его искусство обращено к внутреннему миру современного индивида, тайнам человеческой души. На протяжении многих лет мы кропотливо восстанавливаем те нити художественных и концептуальных связей, которые столетиями существовали между театром и танцем, но были утрачены в ХХ веке.
Балет нового тысячелетия, создаваемый нами, немыслим вне фундаментальных законов сценического искусства, вне принципов идейной, драматургической и психологической содержательности. На сегодняшний день у нашего театра нет аналогов ни в России, ни в мире.
Мы с огромным успехом представляем свой репертуар на знаменитых сценах Америки, Европы и Азии. Публику невозможно обмануть. Никакие маркетинговые технологии не заставят зрителя полюбить твое искусство, если во время спектакля в сердце не рождается живой эмоциональный отклик. А наши балеты не оставляют безответной даже самую искушенную аудиторию. Мы даем современникам то, чего они никогда не получат от своих смартфонов, телевидения или поп-концертов, — возможность испытать подлинное эмоциональное потрясение.
— Как вы строите репертуар театра? Каковы ваши критерии и предпочтения?
— Мои предпочтения в данном случае не являются определяющим фактором, поскольку наш театр — гастрольный и собственной сцены у нас нет. Мы живем и работаем на небольшой репетиционной базе с двумя балетными залами. В подобных условиях невозможно сохранять весь тот обширный репертуар, который был создан за предшествующие десятилетия. Поэтому многие наши спектакли, ценимые и любимые зрителями разных стран, сошли со сцены. Какие-то из них были возобновлены уже в усовершенствованном виде, какие-то стали частью истории.
Сейчас наша репертуарная политика в значительной степени зависит от запросов импресарио, а им нужно, чтобы мы привозили на гастроли все новые и новые постановки. Когда в Санкт-Петербурге появится Дворец танца, мы станем гораздо самостоятельнее. Сможем не только выпускать премьеры, но и основательно заняться возрождением и переосмыслением наших легендарных балетов.
— Что для вас первично в создании спектакля — музыка или литературная основа?
— Предпочел бы не делать выбора между двумя этими составляющими. Музыка вдохновляет на сочинение хореографии, стимулирует творческую фантазию. Составить музыкальную партитуру балетного спектакля — значит создать его драматургическую конструкцию. В наших постановках присутствуют моменты, когда артисты танцуют в полной тишине. Но это своего рода игра на контрасте, некие штрихи, подчеркивающие первостепенную значимость музыкальной стихии.
Что касается литературы, то она также является для меня ключевой составляющей хореографического творчества, хотя отнюдь не все наши балеты сочинены по мотивам книг. Я обращаюсь к литературным шедеврам не столько в поисках сюжетной канвы, сколько в стремлении обогатить постановку философскими и интеллектуальными идеями, причем теми, что не лежат на поверхности текста, а обнаруживаются при чтении между строк.
— Судя по вашим работам, классическая литература и вечные темы, поднимаемые великими авторами, волнуют вас более всего — Пушкин, Достоевский, Куприн, Золя, Мольер… Кто сегодня вдохновляет вас на новые творения?
— Если вы хотите услышать фамилии современных авторов, вынужден буду вас разочаровать. Не могу сказать, что я принципиально не слежу за литературными новинками и не желаю открывать для себя новых писателей. Напротив, всегда с огромным интересом воспринимаю все неизведанное. Однако на практике получается так, что созидательный импульс мне по-прежнему дают произведения классиков — Толстого, Достоевского, Фицджеральда. Не знаю, какой именно автор спровоцирует меня на сочинение следующего балета. Это может быть один из литературных титанов или кто-то из писателей ХХI века. Творческий процесс не программируется.
— Вас называют хореографом-философом. Размышлять о сложнейших проблемах, пытаться раскрыть внутренний мир героев языком хореографии — насколько это трудно?
— Я посвятил всю свою жизнь реализации ниспосланного мне дара и никогда не знал иного пути. Уже в ранней юности понимал, что стану хореографом. Стремление исследовать с помощью языка танца глубины психической сущности человека — моя художественная природа. Я занимаюсь творческим трудом по 14 часов в сутки и даже во сне, времени для рефлексирования на тему его сложности у меня попросту не остается. Если посмотреть на мою жизнь со стороны, то, конечно, станет очевидно, что она строится на жертвенности, на добровольном отречении от многих земных радостей. Но как только я начну жалеть себя и вести обычное, среднестатистическое существование, то утрачу концентрацию. И тогда стану невосприимчивым к творческой энергии, даруемой свыше.
— Для того чтобы воплощать ваши непростые замыслы, нужны особенные артисты. Каковы критерии при отборе артистов в вашу труппу?
— Танцовщик должен обладать безупречной технической базой, высоким ростом, яркой харизматической внешностью. Подобным требованиям отвечают немало артистов. Найти среди них тех, кто способен адаптироваться к принципиально новому хореографическому языку, несравнимо труднее. Некоторые прекрасно подготовленные танцовщики, к сожалению, не смогли раскрыться у нас, поскольку ни одно хореографическое училище мира не готовит своих выпускников к тому репертуару, который предлагает наш театр. Проблема поиска первоклассных исполнителей — наиболее злободневная для меня. Очень надеюсь, что открытая в Санкт-Петербурге три года назад Академия танца сможет внести ощутимый вклад в преодоление кадровой проблемы.
— Вы создали свою школу. В чем состоит особенность метода преподавания в Академии танца?
— Наша миссия — воспитать новую творческую элиту страны, универсальных танцовщиков, которые были бы способны справиться с наиболее сложными художественными задачами и демонстрировали блестящее владение самыми разными техниками. Чтобы подготовить исполнителей подобного уровня, Академия использует экспериментальную методику. Мы опираемся на достижения современной балетной педагогики, психологии, спортивной медицины, художественной гимнастики, физиологии. Огромное внимание уделяем духовному и интеллектуальному развитию учеников. В балетных училищах общеобразовательные дисциплины обычно преподают очень слабо, а наши ученики берут призы на олимпиадах по английскому языку и математике.
Мы готовим всесторонне развитых личностей и профессионалов экстра-класса. Я и мои коллеги по Академии вступаем в роли первопроходцев. Никто и никогда не ставил перед собой столь сложных педагогических задач. Время покажет, насколько действенна выбранная система подготовки. Однако если мы не будем рисковать, то никогда не справимся со стагнацией, в которую сегодня погрузился балет.
— Что, на ваш взгляд, необходимо изменить, а что стоит развивать в искусстве балета?
— Я очень много говорил в своих интервью и выступлениях о кризисе современного мирового балета. Анализировал причины и последствия, предлагал сценарии преодоления сложившейся ситуации. Сейчас мне не хотелось бы повторяться. Отмечу самое главное: деятелям танца необходимо найти идеи и творческие ресурсы для того, чтобы совершить прорыв из ХХ века, в котором до сих пор находится балетное искусство, в век ХХI-й. Современный зритель не должен выбирать между "Лебединым озером" и образцами хореографической абстракции — это абсурд. Я ни в коем случае не призываю предавать забвению достижения наших великих предшественников. Наоборот: их надо трепетно хранить. Но в то же время миру нужен балет нового тысячелетия со своей особой пластикой и интеллектуальным содержанием.
— Можно узнать, над чем сейчас работает мастер, какие замыслы уже созрели и ждут своего воплощения? Когда планируется премьера и что это будет?
— С нового года мы начнем восстанавливать балет "Русский Гамлет". Это будет не реставрация спектакля 1999 года, а его кардинальное переосмысление. Затем у меня в планах сочинение двух новых спектаклей — для театра и Академии танца.
— Куда отправится ваш театр на гастроли осенью?
— В сентябре театр выступит в Монако и Любляне. В начале октября мы отправимся в Москву, где в рамках фестиваля "Черешневый лес" представим столичную премьеру балета "Чайковский. PRO et CONTRA". В этом же месяце пройдут гастроли театра в других городах России, а также в Казахстане и Израиле. В первой половине декабря труппа впервые покажет в Лондоне на прославленной сцене London Coliseum спектакль Up&Down. Все гастроли предстоящего сезона будут посвящены юбилею театра, которому в 2017 году исполнится 40 лет.
— Как вы будете отмечать свой юбилей?
— 22 июля, в день моего рождения, на сцене Александринского театра пройдет праздничный спектакль-концерт. Труппа покажет фрагменты из наиболее известных своих спектаклей и продемонстрирует основные этапы нашей многолетней художественной эволюции. Впрочем, я не воспринимаю юбилеи как повод для подведения итогов. Сегодня я нахожусь в оптимальной творческой форме. Остается просить судьбу лишь о том, чтобы она послала мне достаточно сил для воплощения всех замыслов.
