МОСКВА, 4 фев — РИА Новости, Лариса Жукова. Полмиллиона человек в России ежегодно заболевают раком. Во Всемирный день борьбы с этой болезнью РИА Новости узнали у врача-онколога, онкопсихолога и людей, которым удалось вылечиться, о том, почему бояться рака бессмысленно, и о чем обязательно следует знать.
Риск для каждого
По данным Росстата, в прошлом году смертность от онкологических заболеваний в России увеличилась на четыре процента. Каждый год злокачественные образования находят у полумиллиона россиян, что сопоставимо с численностью населения Липецка. В течение года после выявления болезни умирает 100 тысяч онкобольных, всего за год – более 250 тысяч. Примерно столько человек живет в Таганроге или Комсомольске-на-Амуре.
Тенденция к увеличению случаев заболевания раком не является сугубо российской. По данным ВОЗ, количество новых случаев болезни в мире в течение ближайших двадцати лет возрастет на 70%. В целом, согласно статистике Globocan, от онкологии погибает свыше восьми миллионов человек в год – она становится причиной 13% всех летальных исходов.
Обезопасить себя сложно: надежных методов предотвращения рака немного. Далеко не все факторы риска вообще могут быть модифицированы: например, главные – возраст и наследственность. Гораздо важнее понять, как выявить болезнь и вылечить ее.
Болезнь без возраста
Около 85% заболевших онкологией – это люди старше пятидесяти, рассказывает Илья Фоминцев. Дети и молодые люди вынуждены сталкиваться с более агрессивными опухолями, генетически детерминированными, поэтому их борьба с раком отчаяннее и требует большого внимания врачей.
У половины заболевших россиян онкологию диагностируют на третьей или четвертой стадии, когда шансов спасти пациента меньше, сообщил директор ФГБУ "РОНЦ им. Н.Н. Блохина" Минздрава Михаил Давыдов. Григорию Николаеву (фамилия и имя изменены – прим. ред.) относительно повезло: злокачественную опухоль щитовидной железы диагностировали на первой стадии. Молодому человеку на тот момент было 25 лет.
"В августе 2010 года я зашел к матери в районную поликлинику – просто проведать. Она была уставшей после приема больных, но внезапно ее взгляд стал сосредоточенным. Она увидела у меня на шее какую-то шишку. Сделали УЗИ – оказалось, узел. Направили на биопсию. Через неделю пригласили в кабинет сообщить результаты анализов. Когда врач сказал, что это рак, меня бросило в жар, но еще страшнее было смотреть на мать".
Григорий отправился за подтверждением диагноза в Эндокринологический научный центр – специализированное медицинское учреждение. В ноябре лучшие хирурги центра провели платную операцию по удалению половины щитовидной железы – в оставшейся части методом экспресс-анализа раковых клеток не нашли. Но когда Григорий пришел за выпиской, его огорошили новым заключением.
"Меня пригласили в отдельный кабинет и сообщили, что в центр приехал авторитетный врач и в моих пробах все-таки обнаружил рак. Предложили лечь на операцию по квоте – сотрудники центра понимали, что часть ответственности за неправильную диагностику лежит на них".
После операции Григорий отправился на терапию радиоактивным йодом в Медицинский радиологический научный центр в Обнинске. Квоту от министерства, где молодой человек в то время работал, получить не удалось: еще сто тысяч за терапию пришлось выложить из своего кармана. Терапия прошла успешно.
Традиция преемственности и отсутствие стандартов
Уровень подготовки врачей, проводящих как диагностику так и лечение, остается крайне низким, отмечает Илья Фоминцев.
"Никто не учит врачей научному методу принятия решений – опираться в своих решениях на данные клинических исследований, подвергать сомнению недоказанные постулаты, уметь читать и проводить эти исследования. Это касается вовсе не только онкологии. Вот такой пример с роддомами: в одних 50% случаев кесарева сечения, в других – 20%. "У нас так принято", – говорят". Но ведь очевидно, что так быть не должно".
Государственная программа диспансеризации не может решить вопрос профилактики рака, убежден Илья Фоминцев. Во-первых, ее стандарты – периодичность, методы – не подтверждены исследованиями. Во-вторых, в реальности никто ее не проходит: хотя в отчетах указаны 95% обследованных, судя по личным опросам врача, это максимум 10-15%. По его словам, в частных разговорах главврачи признаются, что приписывают цифры.
Наконец, самое главное, – никто не проверяет качество проведенной диспансеризации. Это возможно только в случае выстроенной системы обратной связи с онкологами и патологоанатомами. "Вопреки всеобщему представлению о них как об окровавленных мясниках, они делают вскрытие в лучшем случае раз в год: все остальное время изучают биопсию, действие препаратов, ставят диагнозы. Это, можно сказать, медицинская элита", – говорит Илья Фоминцев. Но в России всего 800 таких специалистов. Ежегодно выявляется полмиллиона новых случаев онкологии, на каждого пациента минимум трижды делается биопсия: "Около полутора миллиона гистологических исследований на 800 человек – вы представляете себе нагрузку?".
Наибольшее влияние оказывают факторы, которые неподвластны человеку, объясняет Илья Фоминцев: возраст, наследственность, генотип, радиация, взаимодействие с химическими канцерогенами. Из тех же факторов, на которые повлиять можно, наиболее значимыми являются курение (вызывает риск рака легких) и ВПЧ (вирус папилломы человека создает риск для рака шейки матки). Питание играет меньшую роль.
Есть возможность сдать анализы на онкогены, добавляет врач. Но, по его мнению, подобных услуг больше, чем нужно: "Они подаются как панацея от болезни, но только 5-10% всех опухолей детерминированы этими генами".
Трое из двадцати
В течение последних лет Илья Фоминцев проводил акции по раннему выявлению рака груди по всей стране. Мероприятия с участием комиссии из питерских врачей проходили от Южно-Сахалинска до Калининграда. В каждом городе обследовали по две тысячи человек.
"Уровень рентгенологов оказался ужасным: в одном городе из 20 опухолей молочной железы рентгенолог увидел всего три. Остальные 17, которые нельзя было не заметить, он пропустил".
27-летней Александре Алферовой из Магнитогорска повезло гораздо меньше, чем Георгию из Москвы. Злокачественную остеогенную саркому медики сумели диагностировать лишь на четвертой, терминальной стадии. Родственникам сказали, что жить осталось два-три месяца, тогда, как обнаружить болезнь можно было гораздо раньше.
"Я всегда увлекалась спортом, пять раз в неделю ходила в тренажерный зал, на танцы, фитнес, конный спорт. Весной я стала замечать, что после каждой тренировки опухает и болит нога. Обратилась к врачам. К одному, второму, третьему – все говорили "растяжение мышц". На рентгене ничего не обнаружили. Сказали, что отличные анализы – хоть вешай на стенку".
Осенью с больной ногой Александра улетела на Филиппины. Там она продолжила ходить уже к местным целителям. Массажи, иглоукалывания, бани и сауны – все, что при злокачественной опухоли было делать нельзя. "Никто не может примерить на себя крест онкологии – я тоже не могла об этом подумать", – объясняет фатальный выбор девушка.
Последним стал целитель, который нащупал в колени жидкость и предложил "выбить" через гематому. На следующий день нога перестала разгибаться. Александра пошла на МРТ: предположили саркому. В марте, когда девушка экстренно вернулась в Магнитогорск, диагноз подтвердился. Метастазы были уже в лопатке, тазу, большей части бедра.
После первой химиотерапии – 96 часов непрерывного вливания доксирубицина – Александра оказалась в реанимации. Но лекарства помогли: опухоль уменьшилась. Терапия шла год: девушка перенесла шесть "химий" в Магнитогорске и отказ печени, пока, наконец, в Москве не провели операцию по замене коленного сустава и бедренной кости. Все лечение провели бесплатно – квоту на химиотерапию и операцию Александра получила быстро. Врачи называли результат лечения фантастическим, а Александра просто не знала, что ей "давали" всего два месяца жизни.
Найти общий язык
"За полгода до того, как я узнал о своем диагнозе, от рака умерла близкая родственница жены. К тому же, мы ждали ребенка. Я не смог сказать ей сразу, что болен. Скрывал несколько месяцев до его рождения. О раке знала только мать", – вспоминает Григорий.
Самое сильное переживание, которое человек испытывает, столкнувшись с раком, – это страх смерти, говорит онкопсихолог бесплатного проекта для столкнувшихся с болезнью cancer.confession.control Ольга Голубева. Близкие проживают другой страх – потери. Им сложно понять, что чувствует заболевший. Он остается с тяжелыми мыслями один на один. И это еще одно сильное потрясение: чувство одиночества перед лицом болезни, подчеркивает психолог.
Отношения с окружающими начинают проходить проверку на прочность:
"Некоторые друзья на полном серьезе мне предлагали лечиться содой и абрикосовыми косточками. Кто-то резко перестал звонить и писать – наверное, подумал, что рак – инфекционное заболевание, и если подержать меня за руку, то это отразится на здоровье. Другие говорили, что я неправильно жила, молилась и так далее, злорадствовали, что я "добегалась"", – спокойно рассказывает Александра.
Узнать о том, что раком заболел молодой человек, – это всегда шок, замечает Ольга Голубева: "Очень легко ухватиться за спасительные мысли: наверное, если такое случилось, человек вел себя неправильно, поэтому если я буду правильно есть, жить, молиться, то все будет хорошо. Нужно иметь объяснения тому, что происходит, иначе мир становится страшным и непредсказуемым. И это совершенно нормальная реакция. Но как же тяжело онкобольным!".
Часто заболевшие обращаются к психологу именно с чувством вины. Им кажется, что они действительно виноваты в том, что заболели. У них была такая же стройная картина мира, которая разрушилась, когда пришла болезнь. Нужно время, чтобы пережить эти чувства и настроиться на борьбу:
"Во время химии мне снились сны, что меня что-то держит за руки, и я не могу вырваться. Это была болезнь, со своим именем и личностью. Это борьба со своими клетками, по сути, с собой, но я представляла, как должна одержать победу над этим существом", – вспоминает Александра.
По словам психолога, один из стереотипов, которые мешают онкопациенту и окружающим найти общий язык, – это то, что думать и говорить о "плохом" нельзя. В результате заболевший тратит немыслимое количество сил, чтобы подавлять огромный блок эмоций, связанных со страхом. Ведь если страх появился, то запретить себе думать о нем не получится.
Самая главная помощь, которую можно оказать близкому с онкологией, – это слышать его, отмечает Ольга Голубева. Если он говорит, что хотел бы пореветь на плече, ответить: "Соберись, все наладится" – значит обесценить его переживания. Лучше сказать: "Да, реви, конечно". Ему будет только легче.
Здоровое отношение к раку – это не ставить между ним и смертью знак "равно": "Жизнь с наступлением болезни не заканчивается. Да, очень часто после лечения возникают некоторые ограничения (например, слабеет иммунитет, нельзя загорать под жарким солнцем, ходить в баню). Но, с другой стороны, появляются новые возможности – как минимум, увидеть новый смысл в своей жизни, отбросить все лишнее и заняться тем, что всегда откладывал".
Спустя две недели после терапии, Георгий поменял профессию и поступил в институт.
"Я больше не хочу прожить день без цели и смысла. Появилось яркое ощущение жизни. От меня не зависит многое, но под силу главное – отношение к тому, что происходит".
Александра признается, что до болезни планы были на годы вперед, а сейчас она учится ценить то, что доступно в данный момент: "Теперь я понимаю, какие это мелочи: сколько денег в кармане, какой у меня телефон, с кем поругалась, плохо ли выгляжу… Главное – живы и здоровы близкие, есть настоящие друзья. Их любви хватает с лихвой".
