МОСКВА, 2 авг — РИА Новости, Анна Михайлова. В Музее Москвы открылась выставка, приуроченная к XIX Всемирному фестивалю молодежи и студентов, который пройдет в Сочи в октябре. Несколько дней назад исполнилось 60 лет крупнейшему в истории фестивалю, который Москва принимала в 1957 году. Еще раз столица стала хозяйкой съезда молодежи в 1985 году. Организаторы выставки "Три фестиваля" попытались соединить три периода в жизни страны — оттепель, перестройку и день сегодняшний — через документальные свидетельства и воспоминания участников. Корреспондент РИА Новостей пообщалась с гостями прошлых фестивалей и узнала, какой отпечаток он оставил в их жизни и почему снова нужен сейчас.
Трудности перевода
Всемирный фестиваль молодежи и студентов 1957 года стал шестым по счету и крупнейшим по количеству участников — его посетили 34 тысячи человек из 131 страны мира. Впервые Советский Союз массово посетили иностранцы. Для москвичей это был не только праздник, но и немалый шок, — вспоминает участница фестиваля Клавдия Тихомирова.
"Иностранных языков мы не знали, поэтому с гостями общались так: танцевали с ними на улицах, перенимали у иностранцев форму одежды, прически, я после фестиваля даже косу отрезала. Конечно, было удивительно: мы раньше не видели темнокожих, японцев, китайцев — все национальности приехали. Подружились с итальянцами, они пели нам песню, а я записывала слова русскими буквами. С тех пор помню наизусть. Недавно была в Анапе, ребята, будущие журналисты, задавали вопросы про фестиваль и попросили что-нибудь спеть. Так я спела эту песню от начала до конца на ломаном итальянском. Все это бессловесное общение оставило неизгладимое впечатление у нас", — делится Тихомирова.
В 1957-м Клавдии Евдокимовне было 18 лет, и воспоминания о фестивале вместе с шелковой формой колонны "Трудовые резервы", в которой она выступала с гимнастическими упражнениями, женщина бережно хранит до сих пор. Рижанка Валентина Чистякова, приехавшая на тот фестиваль из Ленинграда в составе колонны вузов СССР, рассказала, что именно форма советских участниц произвела особое впечатление на иностранных гостей.
"Тогда было не то время, мы практически были на казарменном положении. Встреч с иностранцами нигде не было, кроме как на показательных выступлениях в "Лужниках". Я немного знала английский, и когда мы отдыхали на трибунах, а сзади нас сидели арабские студенты, познакомилась с молодым человеком по имени Ахмед Эль Васиди. Но кроме этого случая, мы были лишены общения с иностранцами. А вот когда мы выходили со стадиона после показательного выступления, нас просто обступили иностранные гости. У нас были очень эффектные костюмы — они трансформировались во время выступления. Шелковые синие платья с белой отделкой плиссе, а на плечиках кнопки. Мы садились, в одно мгновение отрывали эти кнопки, и на все это спадала желтая юбка солнце-клеш. Так вот иностранцы нас просто терзали: "Как вы это сделали? Покажите!". И мы на ходу расстегивали и застегивали, чтобы показать. У них, конечно, был восторг", — отмечает Чистякова.
Праздник в казармах
Для 80-летней Валентины Чистяковой фестиваль по-прежнему остается одним из самых счастливых воспоминаний молодости, несмотря на строгую дисциплину и почти солдатский режим.
"Мы жили в солдатских казармах на Яузе, работали на плацу в любую погоду. Когда было особенно жарко, нас будили в 5:30 утра, и до девяти мы тренировались. Потом завтракали и до 16 часов были свободны, но выхода в город практически не было. Нам выдавали по шесть талончиков на выход на каждый взвод. Их разыгрывали в лотерею. В конце концов мне тоже повезло, мы с девчонками увидели Москву, сходили в кино на "Сердца четырех", были в театре и в Кремле. До сих пор помню тот день: 21 июля 1957 года я впервые была в Кремле. Мы сначала пошли в Оружейную палату, потом гуляли по двору, встретили знакомых из белорусской колонны. В принципе, это были почти спортивные сборы, нас очень серьезно тренировали, и мы прекрасно выступили, произвели фурор. Столько было неутихающих аплодисментов, нам кричали на разных языках: "Спасибо! Гуд! Хорошо!" — делится участница.
В этом году Валентина Чистякова мечтает попасть на фестиваль в Сочи, куда ее внучка Ирина уже подала заявку в качестве волонтера.
Радистка Таня
У участника "Звездной эстафеты мира", легкоатлета Виталия Боленка, благодаря знанию немецкого языка, на фестивале 1957 года случилась одна из самых необычных встреч его жизни. На финише эстафеты у него подошла взять автограф девушка из немецкой делегации по имени Тамара Бюнке.
"Она оказалась студенткой Берлинской балетной школы. На следующий день — 30 июля 1957 года — мы договорились пойти на Красную площадь. Там уже разговорились и решили пойти в Дворец культуры МГУ, где проходили танцевальные вечера. Танцевала она действительно бесподобно. Несколько раз мы на такие вечера ходили, потом я отправил ей в Берлин фотографии с фестиваля, а в ответ получил письмо: "Дорогой друг, спасибо за фотографии, я уезжаю в Аргентину к своим родителям". Ее мать была еврейка из СССР, а отец — немецкий коммунист. Когда Гитлер пришел к власти, они иммигрировали в Аргентину, там Тамара и родилась. Она знала испанский прекрасно, да и по-русски говорила, правда, не так хорошо. Но на фестиваль она приехала из Берлина в составе делегации ГДР. Много лет спустя я стал ее разыскивать. Один раз приезжал в Берлин и Лейпциг, спрашивал про такую балерину, но мне ответили, что в ГДР такой нет. Оказалось, она примкнула к отряду Че Гевары, стала подпольщицей, радисткой, и, к большому сожалению, погибла в 1964 году в Боливии. Похоронена она в Сантьяго на Кубе, в мавзолее, где и сам Че Гевара похоронен. Также мне известно, что она взяла псевдоним Таня Гуальтерьерре, в честь нашей Зои Космодемьянской, у которой тоже подпольное имя было Таня", — рассказал Виталий Боленок.
Пацифистка Катюша
С фестивалем 1957 года связана целая культура — от культовых песен "Подмосковные вечера", "Ленинские горы", "Если бы парни всей земли", "Люди мира, на минуту встаньте" до картин, плакатов и символов. Эмблема фестиваля — ромашка с пятью листами по количеству континентов — стала также узнаваема, как олимпийские кольца. Но лишь в 1985 году у фестиваля появился аналог Олимпийского мишки — девочка Катюша. Автору талисмана, художнику Михаилу Веременко было всего 29 лет, когда он проснулся знаменитым на весь Союз, как "отец" хозяйки фестиваля.
"Когда я поехал домой после встречи с комитетом фестиваля, водитель автобуса включил приемник, и заиграла "Катюша". Был год накануне 40-летия Победы, и вообще, "Катюша" была очень популярной песней, ее знали, да и сейчас знают во всем мире. Я подумал: "А почему бы не нарисовать этот образ и назвать Катюшей?". И пока ехал, придумал, что фестивальная ромашка трансформируется в русский кокошник. Всё остальное сложилось просто: ребенок — символ будущего, а девочка — символ мирного будущего, она мать, воевать не будет. В руках у нее голубь, потому что это признанный символ мира", — вспоминает художник.
Прототипом Катюши стала двухлетняя племянница художника Даша. Возможно, отчасти благодаря ее лицу, фестиваль 1985 года отличался от предыдущего съезда молодежи в Москве новым уровнем открытости и человеческого общения.
"Вечером тысячи молодых людей приходили на Манежную площадь с гитарами, куклами, делали самостоятельно театральные постановки. На Красную площадь не пускали, и от Манежной площади до Большого театра неформальная молодежь устраивала свою вечеринку. Это был стихийный праздник. Там были и французы, и американцы, и англичане — все делегаты фестиваля выходили на улицы, пели песни под гитары. Был огромный "ручеек" — такая игра — от Манежа до Большого театра, целый километр можно было идти по этому ручейку с кем-то за руку. Идеологическая подоплека куда-то делась. Все общались, потому что были молоды, веселы, потому что нравилось одно и то же — живопись, музыка, "Битлз" те же самые — это все было общим для нас всех. Этот фестиваль нам очень нужен именно сейчас, потому что в мире идет такая агрессивная дезинформация о нашей стране. Это очень чувствуется за границей, люди не понимают, кто мы такие, нас боятся, но не потому, что мы страшные, а потому, что такой мейнстрим, создан некий образ. А тогда люди приезжали без предубеждений, они были открыты, хотели общаться", — считает Веременко.
