"Подвал Бродячей собаки" как символ надвигающейся катастрофы

"Подвал Бродячей собаки" был одним из самых известных центров культурной жизни Серебряного века. И в то же время появление такого кабаре стало символом надвигающегося общего упадка в Российской империи.

В этот день, ... лет назад

Тридцать первого декабря 1911 года открылось петербургское литературно-артистическое кабаре "Подвал Бродячей собаки". Оно сразу стало одним из значимых центров культурной жизни Серебряного века. Но в то же самое время появление такого кабаре стало символом (и симптомом!) надвигающегося общего упадка в стране: и культурного, и государственного. И вообще, 1910-е годы были проникнуты ощущением будущей бури. Современники сравнивали Петербург "Серебряного века" с Древним Римом времен упадка.

Обозреватель "Петербургской газеты" написал в 1911 году: "У всех на уме одно удовольствие. Увлечение модой достигло своего апогея. Бросаются деньги сотнями, тысячами, миллионами. И не только богачи-петербуржцы, но и бедняки жадно стремятся к "роскошной жизни". Роскошь растет, растет с нею и "легкоправность" общества, нарастает волна общего спада, декаданса. Куда мы идем? Не в пропасть ли?"

Кабаре основал антрепренер Борис Пронин. В названии обыгран образ художника как бесприютного пса. По воспоминаниям, в один из последних дней декабря 1911 года, когда создатели кабаре скитались в поисках подходящего подвала, Алексей Толстой неожиданно сказал: "А не напоминаем ли мы сейчас бродячих собак, которые ищут приюта?"

В небольшом помещении была крошечная эстрада, посередине – круглый некрашеный деревянный стол в окружении стульев с соломенными сиденьями. Был организован буфет. Стены кафе были расписаны художником Сергеем Судейкиным. А рано ушедший поэт Всеволод Князев сочинил гимн заведения:

Во втором дворе подвал,

В нем – приют собачий.

Каждый, кто сюда попал –

Просто пес бродячий.

Но в том гордость, но в том честь,

Чтобы в тот подвал залезть!

Здесь устраивались театральные представления, лекции, поэтические и музыкальные вечера. Все начиналось около полуночи, когда заканчивались спектакли петербургских театров, а расходились уже на рассвете.

В "Бродячей собаке" часто бывали: Игорь Северянин, Ахматова, Гумилев, Маяковский, Тэффи, Велимир Хлебников, Мейерхольд, Бальмонт, Алексей Толстой, Мандельштам, Саша Черный, Аркадий Аверченко и многие другие. Анна Ахматова посвятила "Бродячей собаке" стихотворения "Да, я любила их, те сборища ночные…" и "Все мы бражники здесь, блудницы…"

Впрочем, тот же антрепренер Пронин говорил, что в "Собаке" "нравы были застенчивые, оргий и связанных с ними гадостей не было". Об этом же говорил и Маяковский: "Ходили туда отнюдь не пьянствовать". Но богема должна быть богемой, иначе они и их творчество были бы никому не нужны. А они, в том числе благодаря антирекламе (алкоголизм, беспорядочные связи, скандалы – в основном все это было умышленным утрированием), стали хипстерами, выражаясь современным арго.

Однако денег на содержание кабаре все равно не хватало, поэтому в него стали допускать и совершенно посторонних лиц: дескать, пусть приобщаются к современному искусству, но, естественно, за деньги. Например, за билет на вечер актеры, поэты, художники, музыканты платили один рубль, а "фармацевты" – платили по 25 рублей. Кто такие "фармацевты", разъяснил поэт-футурист Бенедикт Лившиц: "Основной предпосылкой "собачьего" бытия было деление человечества на две неравные категории: на представителей искусства и на "фармацевтов", под которыми подразумевались все остальные люди, чем бы они ни занимались и к какой бы профессии они ни принадлежали".

В "Бродячей собаке" не обходилось без скандалов и драк, например, Мандельштама с Хлебниковым. Они недолюбливали друг друга. Велимир Хлебников всегда сидел в кабаре молча, погруженный в свои мысли и мечты, никого не замечая. Его почти неуловимое присутствие все время раздражало Осипа Мандельштама. Однажды во время оживленного разговора с приятелями, он вдруг осекся, нахмурился, и громко сказал: "Нет, я не могу говорить, когда там молчит Хлебников!" А Хлебников, между прочим, вообще сидел в другом конце зала...

Или пьяные буйства Маяковского. Будущий поэт революции в молодости вообще любил эпатировать публику. На одном из вечеров в "Бродячей собаке" присутствовал Максим Горький. На эстраду поднялся Маяковский. Публика его попыталась ошикать, но поэт, махнув на всех рукой, прокричал: "Я буду читать для Горького, а не для вас!" Маяковский прочитал отрывок из поэмы "Война и мир" и несколько лирических стихотворений. Публика кричала: "Болтовня! Ветряная мельница!" Но тут встал Горький и твердым голосом произнес: "Глумиться здесь не над чем. Это – очень серьезно. Да! В этом есть что-то большое. Даже если это большое касается только формы. Молодой человек, я вас поздравляю!" И писатель протянул руку поэту. Горькому была устроена овация, и, конечно же, эта был настоящий триумф Маяковского. Кто-то из современных критиков верно заметил, что если бы не революция, фигура Маяковского в нашей литературе приобрела бы гигантские масштабы...

Однажды в "Бродячей собаке" Маяковский бросил в лицо "сытой публике" стихотворение "Вам".

Вам, проживающим за оргией оргию,

имеющим ванную и теплый клозет!

Как вам не стыдно о представленных к Георгию

вычитывать из столбцов газет?

Говорили, что именно из-за частых дебошей Маяковского и закрыли "Бродячую собаку" в марте 1915 года. Официальной причиной закрытия кафе была объявлена нелегальная продажа алкоголя (сухой закон!). А истинные причины, по-видимому, были все-таки финансовыми – во время Второй Отечественной войны явно поубавилось посетителей-"фармацевтов".

Автор Владимир Бычков, радио Sputnik

Такого Telegram-канала, как у нас, нет ни у кого. Он для тех, кто хочет делать выводы сам.