Искандер Валитов, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня"
Тема вызывающего и опасного поведения на автодорогах московской "золотой молодежи" и отвратительного живодерства хабаровских девушек не сходит со страниц и эфиров. Общественная дискуссия свелась по большей части к вопросам наказания: кого, как и насколько сильно наказывать. Все согласны в одном: надо добиться, чтобы виновные не выскользнули из рук правосудия.
Я тоже с этим согласен, только хочу заметить, что праведный гнев не должен закрывать способность понимания. Есть опасность, что, ограничив себя рамками "преступление — наказание", мы можем упустить нечто важное. Возможно, наказание, будучи необходимым, в то же время будет недостаточной мерой, и нам надо выстраивать другие способы реагирования на подобные явления.
Культ самолюбования и превосходства стал массовым
Что это за страсть такая? Почему люди, теперь уже в своей массе, выкладывают любой свой чих, любой свой жест, любую, самую убогую мыслишку, любое никому, в общем-то, кроме них не интересное событие в их жизни, на всеобщее обозрение? А некоторые даже идут на весьма рискованные и дурные поступки ради того, чтобы было что выкладывать. Зачем они это делают?
Полагаю, что если не всех, то очень многих поразил вирус самолюбования и стремления к превосходству. Раньше превосходство было чувством элитарным. Человек рождался в аристократической семье, от рождения был богат, получал качественное и в ту пору редкое образование, далее занимал привилегированное место в системе власти.
Превосходство носило объективный характер: возможности человека из правящего слоя были несопоставимы с возможностями простых людей. Поэтому можно думать, что чувство это было органичным, нормальным, даже выставление себя напоказ было в каком-то смысле естественным.
В других слоях общества тоже были и хвастовство, и кичливость, но они не могли носить массовый характер, специально не культивировались.
Сегодня всё обстоит по-другому. Буржуазная демократия выпустила джина из бутылки. Декларируется, что на власть может претендовать каждый. Каждый якобы может разбогатеть. Все должны стремиться к успеху — в этом, как нас убеждают, суть общественной жизни. Теперь каждый может сравнивать себя с каждым и оценивать меру своей и чужой успешности. И, в зависимости от результата сравнения, либо гордиться, либо завидовать.
Кроме того, появление интернета, рост социальных сетей создают идеальную среду для обмена восторгами. Оценивание друг друга становится основным содержанием жизни. Жизнь превращается в коллекционирование лайков. Контент, на котором эти лайки собираются, теперь уже может быть любой. Вирус превосходства полностью отрывается от материи деятельности и труда. Превосходство абстрагируется, становится бессодержательным фетишем.
На таком уровне абстрагирования рекламирование своего социального успеха (богатства, социального статуса) и похвальба своей безнаказанностью на дорогах, и даже своей жестокостью в отношении животных мало отличаются. Это просто разные показатели, по которым человек желает стать выше других.
Табу, внутренние запреты, которые раньше ограничивали возможности использования такого рода критериев, сегодня эффективно стираются.
Всё это усиливается ещё одним фактором. Дефицит труда, его во многом бессмысленный бездуховный характер в обществе потребления компенсируется идеологией самореализации. Рекламный слоган "будь собой" считывается, как "будь вне правил", встань над любыми внутренними табу, ограничениями, ценностями.
То есть путь к сверхчеловеку уже лежит не просто через превосходство над другими людьми, а через преодоление культурных норм, традиционно определявших человеческий облик.
"Я убиваю беззащитных собак, а вы не можете — значит, я выше вас всех" — эта тяжелая патологическая логика вырастает из, казалось бы, безобидного и даже полезного культа успешности.
Мы теряем внутреннюю форму, на которой держится мир
До самого последнего времени социальный порядок держался во многом за счет определенного набора человеческих качеств, составлявших первичную социальную материю, некий первичный "социальный клей". Воспроизводство этих качеств и составляло основное тело культуры.
Люди не просто имели представления об этих качествах, они имели сами эти качества, своего рода этические, моральные, нравственные "мускулы". Этот набор человеческих качеств позволял социуму выживать в условиях катаклизмов, катастроф, коллапса власти и прочие трудные времена.
Можно сказать, что социум имел собственный иммунитет против властного и управленческого произвола. Такой социум нельзя было направить в любую сторону, он обладал собственной инерцией и способностью отторгать неадекватных ему прогрессоров, правителей и прочих бенефициаров, паразитирующих на социальном теле.
Сегодня эти "мускулы" — честности, порядочности, достоинства, стыда, способности сопереживания, взаимопонимания, — атрофируются. Весь этот первичный социальный клей стремительно размывается. То, что было "вмонтировано" в человеческое устройство, заменяется внешними механизмами.
Видеокамеры на каждом углу заменяют око совести. Вместо стыда теперь у нас неотвратимость наказания. И тому подобное. Каждый твой шаг, все твои связи, все мысли и эмоции становятся видимыми для внешних операторов социальных сетей и информационных потоков.
Конечно, внешние механизмы надежнее и, главное, дешевле в производстве, чем устаревшие человеческие качества. Только что при этом происходит с самим человеком и его жизнью? С её качеством?
Любые твои причуды, любые формы "самовыражения" в условиях полнейшей зависимости и встроенности в социальные технологии, опасности с точки зрения управляемости не представляют. Наоборот, они очень полезны, поскольку создают иллюзию свободы и развития.
Следует добавить, что одновременно с этим тебя лишают возможности вести дела по собственному разумению. Сегодня ты лишен там возможности заниматься самолечением. Более того, у тебя нет и свободы не лечиться. Воспитывать детей в соответствии с традицией, в которой растили тебя, ты тоже не можешь. На это есть ювенальная юстиция. Копить деньги независимо от банковской системы ты тоже не можешь. Когда отменят оборот наличных — любой твой платеж за любую вещь или услугу будет известен. А завтра ты и владеть уже ничем не будешь, всё, вплоть до замка в двери, ты будешь вынужден арендовать — смотри материалы по "экономике совместного потребления".
Если вы думаете, что всё это нас не касается, вы ошибаетесь: они уже идут к нам.
Мы из другой системы
Думаю, что на указанные в начале данной статьи отвратительные явления следует смотреть в более широкой панораме, чем просто через прицел негодования. Мы имеем дело с крайними проявлениями более широкой исторической тенденции.
Меняется в глубинных основаниях человеко-социальная конструкция. Человеческое общество всё больше становится похожим на муравейник, в котором поведение отдельных муравьев легко программируется с центрального пульта.
Человек сам открывает всем заинтересованным лицам все свои интересы, зависимости, пристрастия, связи. Он становится всё более индивидуалистичным. И тем самым становится всё более и более уязвимым, манипулируемым, зависимым.
Нам следует напомнить себе, что мы принадлежим другой линии социальной эволюции. Мы признаем и право, и обязанность быть разумным за каждым человеком. Мы следуем принципу "познай Бога и делай, что хочешь". Этот принцип означает, что каждый способен осуществлять нравственное поведение.
Путь Запада и наш путь — существенно разные линии социальной эволюции. Нам надо иметь свой антропо-социальный проект. Проект увеличения жизненности и человечности, а не минимизации её.
Ясно, что муравейник построить легче, чем выйти на новое высокое качество человеческой жизни. Чтобы Россия осталась свободной страной, нужна собственная гуманитарная политика. Наказывать мало. Нам вновь надо вернуться к вопросу о том, какого человека мы хотим производить.
От наличия ответа на этот вопрос зависит, можем ли мы сформулировать заказ на культурное производство: производство книг, кино, телевизионного контента, поэзию, рекламу и пр. Не будем от наших мастеров искусств требовать невозможного: чтобы они ещё и сами свои задачи понимали. Но от государства мы все, включая тех же деятелей искусства, потребовать содержательной гуманитарной политики вправе.
