Тимофей Сергейцев, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня"
Оглядываясь на терроризм времён послевоенного биполярного мира с прямым противостоянием СССР и США, испытываешь известного рода ностальгию: ни все вместе, ни по отдельности даже самые яркие представители этой несистемной политической деятельности не претендовали на то, чтобы быть мировым злом. И баскская ЭТА, и ирландская ИРА, и палестинская "Хезболла" ставили целью создание самых обычных национальных государств, претендующих на нормальное членство в мировом сообществе. И даже Ульрика Майнхоф и её товарищи из "Фракции Красной армии" выступали всего лишь и конкретно против ползучей реанимации фашизма в ФРГ на уровне социальной политики и самоорганизации элит.
Но сегодня ни внешняя, ни внутренняя политика США не могла бы функционировать в принципе без созданного ими же самими терроризма как мировой угрозы и мирового зла.
Но, поскольку в рамках той же текущей американской риторики, мы всего лишь захудалые регионалы, то быть одновременно мировой угрозой мы не можем. Слишком много чести, особенно для страны, экономика которой, согласно Бараку Обаме, "порвана в клочья". А мировой враг ой как нужен.
Подчеркнём ещё раз — этот враг должен быть реален, в отличие от абсолютно пассивной России, которую не удалось спровоцировать на агрессию даже в Грузии и на Украине, то есть в естественной российской исторической сфере влияния. Этот враг должен быть реально вооружён и быть вынужден существовать в режиме постоянной реальной военной активности.
Во-первых, джихад отнюдь не является базовой социальной и политической практикой ислама. Доктринально ислам за мир. И лишь в защиту — при прямом нападении на святыни и само существование веры, магометане должны дать священный же военный отпор, пожертвовать собой.
Во-вторых, у США есть очень важные союзники, прежде всего — страны Персидского залива, весь политический и социальный строй которых построен на исламе. Концепция была скорректирована, и на сцену был выведен исламский терроризм.
Серьёзные американские вложения в создание террористических формирований были сделаны США ещё во время войны с СССР в Афганистане. Талибы (то есть, "студенты" — тут идеологический след тянется еще с антиголлистской цветной революции в Париже 1968-го и уходит в будущие цветные революции в Белграде, Тбилиси, Киеве) должны были стать исламскими партизанами, воюющими с регулярными советскими частями.
Первые дивиденды от этого вложения были получены не во внешней, а во внутренней политике: так называемый Патриотический Акт позволил фактически свернуть все реальные американские свободы, которыми американский народ так гордился, и ввести тоталитарное правление во имя "безопасности". Потом были Афганистан, Ирак, Ливия, арабская весна и Сирия.
Сегодня США и их западные клиенты, вступившие в американскую "антитеррористическую коалицию", уже и не скрывают своей отеческой инвестиционной заботы об ИГИЛ (запрещённой в РФ организации).
Операция по взятию Мосула поставленной цели пока не достигла, но зато обеспечила переброску террористических контингентов к Пальмире и захвату части последней. И дело тут не только хоть в какой-то символической и идеологической компенсации за взятие Алеппо сирийской армией и российскими ВКС.
Терроризму как мировому злу, как террористическому государству, со своими террористическими информагентствами, нужны города. Для масштаба. Для самодостаточности. Таким террористам уже не нужно уходить со сцены, если их государство будет создано — как заведомо пришлось бы ЭТА и ИРА. Города нужны и для захвата заложников не сотнями, как в концертных залах, больницах и школах, а сотнями тысяч. А мы этих заложников освобождаем. Нехорошо.
Ломается вся бизнес-схема, весь бизнес-план идёт к чёрту.
На вопросе о так называемой "умеренной сирийской оппозиции" следует остановиться особо. Не то чтобы её вовсе не было, хотя на поле боя эту "субстанцию" из общей массы бандитов отделить не удаётся никакой дипломатической алхимией. Тут скорее идёт речь о таком высокоразвитом рыночном явлении, как террористическое обслуживание.
Принятая США геополитическая стратегия содержит в себе стратегический же изъян — потерю цели, её раздвоение. Если Россия более не главное мировое зло, то может лучше сосредоточится на "борьбе с терроризмом", даже если сам его именно для этого создаёшь?
А что, если Россия ещё и примет игру (она её уже приняла), тем более, что созданные бандформирования угрожают и ей, при чём совершенно реально? И будет на деле бороться с бандитами, свободная от политической необходимости самой их создавать и поддерживать? Тогда Россия сможет продвинуться весьма далеко даже сравнительно малыми силами, ведь она не сдерживает сама себя. А особенно при тех эффективных военно-технических подходах, на которые она оказалась способна при крайне ограниченном формате своего военного вмешательства в Сирии.